Лето бабочек  - Хэрриет Эванс

– Откуда ты знаешь?

– Потому что он… он говорит, что да. – Я уставилась на него. – Я сказала, что поеду. Завтра. Только один раз. Он ненадолго вернулся из Штатов и сказал, что возьмет меня с собой. – Я поняла, что хочу получить одобрение Малка, и поняла, что я делаю и почему я согласилась. – Слушай, я поеду – я должна поехать. Не говори мне, что я совершаю большую ошибку.

Малк бесшумно поставил кружку на мраморную стойку.

– Малк?

Когда он снова поднял глаза, его рот был сжат в тонкую линию.

– Не надо, Нинс.

– Я знаю. Знаю, что он слабый и глупый, и он сделал очень плохую вещь, и он, вероятно, все это выдумывает. Но он мой отец.

– Да. – Малк опустил глаза и что-то тихо сказал. – Конечно, это так, милая. Но это ничего не значит.

– Никто не мог быть лучшим отцом, чем ты, Малк, – сказала я, и ком встал у меня в горле. – Ты же знаешь. И то, что поняла мама…

– Нинс, знаешь, что твоя мама сказала мне в пятницу вечером? После того как он ушел? – Он замолчал, и голоса персонажей, кричащих друг на друга по телевизору наверху, стали еще громче. – Она пыталась покончить с собой через семь месяцев после его отъезда. Ты знала об этом? Вот в каком ужасном состоянии он ее оставил.

Я шагнула назад и прислонилась к кухонной стойке. «Что?»

– Она оставила тебя с миссис Полл и наглоталась таблеток. Ей пришлось промывать желудок, ты знала об этом? – Малк снова почесал голову.

Я чуть слышно сказала:

– Нет. Конечно, я этого не знала. – Я поджала губы, стараясь не заплакать. Потому что, если быть до конца честной, это не было таким уж большим сюрпризом.

– Она так сделала.

– Ты не знал?

– Ну, после того как мы встретились, она сказала мне, что пыталась однажды, давным-давно, но не сказала почему. Электричество как раз отключили, и она не могла постирать твои подгузники, Нина. И ей было так стыдно полагаться на миссис Полл, просить денег, когда ее тур не состоялся, и даже есть было не на что. Она была на самом дне. Знаешь, что она сказала? Она думала, что тебе будет лучше с кем-то другим. И была уверена, что он не погиб, но она перестала ждать от него вестей. Она знала, что у него есть деньги, и думала, что это единственный способ вернуть его, заставить его дать тебе лучшую жизнь.

Мысль о том, что кто-то может быть лучше ее. Мысль о том, что маму можно заменить.

– Ох, мама, – сказала я, задыхаясь. – Бедная мама.

– Я знаю, что с ней нелегко. – Он тихо улыбнулся. – Она истеричка, на нее нельзя положиться, и она эгоистка… Боже, она такая эгоистка… но… – Он потер нос. – То, через что он заставил ее пройти, изменило ее. Я знаю, что это не полностью его вина, но он был главной причиной…

– Ты правда думаешь, что она эгоистка? – При других обстоятельствах было бы удивительно, что мы нарушили наши правила, говоря так о ней, что сейчас речь шла совсем о другом.

– Нинс, я знаю, что у нее нет аллергии на воздушные шары. Я знаю, что она врет, чтобы не встречаться с моими друзьями, когда они приходят к нам. Я знаю, что нет никакой новой книги, что ей нравится, как с ней обращаются, потому что она может писать что-то, и она слишком напугана, чтобы закончить книгу, она боится, что ничего не выйдет. Я уверен, что она сама довела твоего отца до ручки, но… – Он замолчал. – Вообще-то, держу пари, что нет. Он не похож на такого человека. Я думаю, она винила себя, когда он ушел, потому что он все равно ушел бы однажды.

– Он правда очень хороший, если ты ему…

– Когда она сказала ему, что она беременна, – продолжил Малк, – он сказал: «О, ради бога, почему надо было так делать?» По-моему, довольно странно для ученого. Не знать, откуда берутся дети.

– Неправда, – сказала я. – Честно говоря, мне иногда кажется, что она…

– Знаю, преувеличивает, она хитрая. Но с годами она становится такой все больше и больше, чтобы скрыть, как сильно ненавидит себя за то, что лгала тебе, за то, что пыталась покончить с собой, за то, что не смогла справиться, когда он ушел, и так далее. За то, что не писала больше книг, за то, что иногда так себя вела. – Его глаза округлились. – Она думает, что, если будет плохо себя вести или оттолкнет нас, мы перестанем любить ее и уйдем. Разве ты не понимаешь? Разве ты не видишь этого?

Из маминой комнаты так громко ревела музыка, что в динамиках потрескивало. Интересно, как она это выдерживает?

– Но, Малк, когда я была маленькой, меня это не волновало. Мне нужен был кто-то, кто знает мой размер обуви и сделает мне чай. Не миссис Полл, во всяком случае, не все время.

– Опять же, разве это не замечательно? Что она впустила миссис Полл? Что она позволила ей вот так воспитывать тебя? Это ведь ударило по ее самолюбию. Знаешь, когда ты была маленькая, ты называла миссис Полл «мамочка Полл», и это так ее расстраивало, но что она могла поделать? – Малк широко развел руками. – Ничего. Думаю, что она как бы загнала себя в эту жизнь и оказалась в ловушке, и все хорошее – ты, книги, миссис Полл – ей становилось все труднее и труднее понимать, как правильно со всем этим обращаться.

– Но…

– Ну правда, милая. Вот почему я думаю, что если ты поедешь, то ты… ты как бы дашь ей понять кое-что.

– Дом. Он же мой, – сказала я. – Перестань, Малк.

– Давай сначала узнаем побольше. Сделай это с ней. Только не с ним. Съездите к этим адвокатам. Спросите их. Спроси Лиз Трэверс. Мы можем все выяснить. Только не езжай с ним.

В темной комнате стало очень тихо. Горькие слезы жгли глаза, щипали горло, нос.

Я глубоко вздохнула.

– Послушай, – сказала я, – я вернусь к четвергу. Я должна увидеть это место, понять, что сделало его таким. Почему он… что все это значит.

Я потянулась к его руке, но он отодвинулся.

– Ничего не значит, – сказал он, сердито улыбаясь. – Говорю тебе, Нина, это просто куча хлама и сердечной боли, и только ты и твоя мать пострадаете, а не он, и… – Он покачал головой.

– Нет.

– Но почему?

– Почему? Я никогда в жизни не делала ничего смелого. Я не такая, как она, хотя ты и говоришь, что я такая. – Я попыталась выпрямиться и прямо посмотреть на него. – Выйти замуж за Себастьяна было единственным рисковым поступком, который я совершила, и это было не храбро, а глупо. Я должна была с самого начала понять – прости, Малк.

Он отвернулся от меня. Перекинув сумку через плечо, я молча поднялась наверх. Что я могла сказать? Проходя мимо маминой спальни, я зажала уши.

Стоя на лестнице, я услышала, как Малк собрал свои вещи для бега, и через пару минут входная дверь захлопнулась. Я вернулась на кухню и сделала ему бутерброд, как он любит. Жареная курица с куриным желе, «Стилтон», салат, дижонская горчица. Я накрыла его тарелкой и приклеила сверху записку: